И вовсе даже не трясет и не укачивает. Немец на плавном ходу, или это она уже просто привыкла. Вот именно в такой позе, хотя Штефан и не плечах вполне мог таскать, и как принцессу какую-нибудь. А так - слышно сердце, особенно если прижаться тепло щекой к груди и закрыть глаза. И улыбаться, одними губами, не показывая клыков. И даже с ними можно - искренне и почти нежно. Почти - потому что не вяжется с агрессивным обликом голландки, что уж поделать. Так вроде мужу и не надо ласковой покорной барышни, да и не будет у него другой, кроме буйного Бойца.
- Разбежался! Буду реветь и пить, реветь и пить, - а ведь возмущение было вполне искренним. Как же бесит это имя. Альке. Тупое, мерзкое, слащавое имя. И не раз уже давала Жертве по морде, и пинка под ребра, лишь бы не называл так. Именем, от которого при определенных обстоятельствах, в определенной обстановке по коже бегут мурашки, сладкая дрожь. Лишь иногда. - Храп это к тебе, между прочим. А я буду спать, а ты можешь меня "спать", я проснусь довольная, а ты не выспишься.
Как-то так всегда получалось, что девушка засыпала мгновенно, стоило улечься и закрыть глаза. И представляла собой живописное бревно, не реагирующее ни на будильник, ни на слова. Разве что на щекотку или на зов по Связи. От прикосновения к затылку разливается тепло вдоль по позвоночнику. Если сдвинуть руку немного ниже, под линию волос, то можно напороться на пирсинг. Плоскостной, он так часто отторгается, но не тогда, когда твоя Пара может лечить словом, а еще вовсе не имеет ничего против пары лишних дырок в теле, пары грамм металла, которого природой не было предусмотрено.
Столько народу вокруг. В не очень-то крупном европейском городе всех ВС едва ли не наперечет знаешь, сразу видно приезжих, а тут постоянно кто-то мелькает. Лине вздрогнула, поймав на себе оценивающий взгляд какого-то Бойца, продемонстрировала ему фак за спиной у мужа. Ага, зая, давай-давай, можешь в Авторежиме вызвать, если очень хочется. А состояние расслабленное, мирное вполне, какие уж драки, какая Система. Лечь под одеялко и спать до победного.
- Пусти, - независимо дернув плечиком, сползла на пол, высвобождаясь из объятий. Всякие там служащие косятся неодобрительно, но это уже их проблемы. Как и знание-незнание немецкого. Говорит-то Ада с немцем. - Я тебя, конечно, хочу, но в душ я хочу больше.
Упс, вот и проговорилась. Ну да, да, скучаем мы по мужской ласке. Мужиков много, а этот особенный, потому что слишком свой, и не понятно, кто кому принадлежит больше. Пара. И дело даже не в браке, которым хорошее дело точно не назовут. Куда ж от тебя денешься... Во всяком случае, не сейчас.
А вот и сумочка родная. Нечего было Фламменшверту делать, в аэрографии своей практиковался, зато среди других сразу можно узнать по кислотным оттенкам. И Аделине, хоть убей, не могла вспомнить, что же такого натолкала по карманам, что сумка оказалась внезапно настолько тяжелой. Или, может, это просто от усталости так кажется.

А может, и не храпит. Да точно, не храпит. А если бы и да, это не помешало бы, это вообще осталось бы незамеченным. Всего лишь повод придраться, подколоть, отчего-то по-доброму, почти ласково, почти тепло. Лениво и так нехотя, словно делая одолжение. Да-да, дорогой, я не молчу, я не паинька, но препираться с тобой сейчас слишком энергозатратно, а лучше бы взял снова на ручки и донес до дому. Раздел, умыл, уложил, словно малое дите. Такие глупости иногда в голову приходит, гнать их надо, метлой или совковой лопатой.
- Конечно, нельзя, - легкий, смазанный удар кулачком в плечо. Хотя кольцами, наверное, больно, да и костяшки острые такие, но ведь муж уже давно привык. Нормально, нет - Боец бьет Жертву периодически, причем иногда не в шутку. Очень часто не в шутку. Всерьез, со злостью и со знанием дела. До переломов даже, было дело, и пусть самой тоже было от этого очень больно и тоскливо. Инстинкты велят защищать свою пару, а поганый характер не дает. А крайний кто? Ну все верно, немец. - Но разве тебе нужно разрешение?
Улыбка прячется под волосами, где-то в глубине зрачков, на еле дрогнувших губах. Так странно проснуться от того, что с тобой делают. Или от того, что уже сделали, от горячей волны по телу. Или от собственного приглушенного всхлипа. Тело такое подлое, предает, поддается ласке, совершенно явно доказывая, что секс любви не помеха. Большой дядя-педофил, ага. Спать с несовершеннолетней девушкой, которая едва ли не в дочери ему годится. И совсем, совсем не против данной стороны отношений. Милый, милый Штефан, как же все запутанно.
- Само собой, - резко кивнула, даже в затылок отдалось. - Он же такой длинный, гибкий, мм...а вода такая жаркаяяяя...Штеф!!!
Последний вопль не имел никакого отношения к изменам, это всего лишь сумку отобрали. А так как Аделине никогда не считала нужным принимать помощь, то это положение дел казалось в корне неправильным. Твое барахло - ты и таскай, детка. И плевать, муж, не муж, Жертва, еще там кто. Тянет свои загребущие руки, не отберешь ведь сейчас. Скорчив недовольную рожицу, девушка все же бодренько шагала за Фламменшвертом. А так как походка у голландки всегда была размашистой, быстрой, тому даже не приходилось особо подстраиваться.
Покинуть помещение. Счастье-то какое. Рука сама тянется к боковому карману рюкзака, и пока муж разбирается с такси, можно торопливо закурить, жадными глубокими затяжками отправляя дым в легкие. Никотиновый голод, что поделать. И пусть Жертве не нравится, не запрещает же. Наверное, это уже и невозможно, слишком много никотина у Ады в крови накопилось, чтобы не давать о себе знать.
Ну что же. Приехали так приехали. Окурок в урну, дверца автомобиля захлопывается. Привет, Токио.

(Аделине, Штефан) >>> Съемная квартира пары Unmoralisch

Отредактировано Adeline Grimmer (2011-04-21 18:38:18)