Токио. Отражение.

Объявление

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Токио. Отражение. » Наши воспоминания » Бесконечность, повторенная восемь раз.


Бесконечность, повторенная восемь раз.

Сообщений 21 страница 27 из 27

21

В это раз ощущения времени просто не было. Словно даже не было и секунды между тем, как он отключился и когда открыл глаза. Надо же, "в этот раз". Такими темпами я скоро стану специалистом. Буду знать какого цвета звездочки возникают от какой силы удара. Ну что же, прошла секунда. Джин помнил близость Жертвы, его дыхание на щеке, ну и его перекошенную от злости рожу. Все это было неизвестно сколько времени назад. Сейчас, однако, было, мягко говоря, не до воспоминаний. Это совершенно точно не лучшее из пробуждений. Говоря откровенно, такое вот "доброе утро" не добавляло счастья, да и головная боль меньше не стала. Потому как, открыв глаза из-за какого-то неясного стеснения в груди, Джин обнаружил, что вокруг вовсе не воздух, а вода. Ну и то, что он ни хрена не дышит. Сколько - не известно. Естественно, попытавшись вздохнуть еще до этого, он набрал в легкие воды вместо воздуха и теперь уже откровенно помирал. И, что самое неприятное, помирал в полном сознании того, что его топит его собственная природная Жертва.

Трепыхаться, причем отчаянно, это однако не мешало. Давление руки преодолеть было бы трудно, но тут, похоже, только и ждали пока он очухается: схватили за шкирку и вытащили на воздух. Японец открыл глаза, как назло встретившись взглядом с Брэдом, которого все это явно забавляло. В другой момент сказал бы свое фирменное "мудак", но сейчас был слишком занят тем, что пытался вывести из легких всю ту воду, которую по ошибке организм принял за долгожданный кислород. Скрутило, в животе резало от боли очередных бесполезных рвотных спазмов. В результате изо рта полилась только вода. Джин наконец-то задышал. Откашлялся снова. Сел боком, привалившись к холодной ванне. То, что она холодная, понял сейчас с особенной ясностью, так как от холода откровенно трясло. На присутствие Брэда пока обращал весьма малое внимание, так как заняться было чем. Например мысленно пересчитать свои повререждения и понять, что в ближайшее время ему точно не танцевать. Кажется события вышли за рамки моей лишенной рамок фантазии.

- Я был бы не против спать вечно... - процедил сквозь зубы, смотря куда-то в стену за спиной скалившегося американца. Долго не утерпел и все-таки кинул взгляд на своего мучителя. Что в нем было? Только это чертово безумие в глазах. Такие как он любят чтобы все чин чинарем, костюмчик сидел и машина была чистая 24 часа в сутки в любое время года. Идеальность - это либо стремление скрыть несовершенство, либо откровенная личина, которую человек одевает каждый день. На работу, к друзьям, на вечер. Поэтому японец не хотел приходить в оркестр, не хотел быть среди тех, кто носит такие маски. За масками часто пряталось разрушительное безжалостное Ничего.
- Ну и что теперь тебе от меня надо? - закрыл глаза, откинув голову на бортик ванной. Хотелось покурить, но сейчас это было невозможно и нежелательно. Было больно. Очень. но для себя Джин давно решил, что если больно, надо либо плакать в голос, либо терпеть. С Брэдом был только один вариант. И зачем я вообще тут нахожусь... Реальность казалось менее реальной чем представление о ней.

+1

22

Под ладонью судорожно сжалась щека - дрогнувшие на одну секунду ресницы открыли ему темные глаза. С отдаления казавшиеся абсолютно черными, непроглядными они при ближайшем рассмотрении были почти прозрачными. Тем странным, пронзительным чувством, что таиться во взгляде любого подростка. Мысль, рожденная этими глазами, поведением японца и набором еще некоторых факторов, навела на интересные размышления и выставила происходящее в несколько ином свете. Брэд задумчиво рассматривал сидящего перед ним японца, намеренно проигнорировав новый виток его самоубийственных речей. В конце концов, быть чем-то средним между Халком и психопатом ему надоело, а японец не был кем-то тем, кем-то особенным, чье мнение (или не мнение, а просто отношение) могла значить для Кроуфорда что-то. Его мир сейчас, подстегнутый алкоголем, накатившимся внезапно дежа вю, которое подпитывало острое чувство вины, словно сжимался в одну точку, вокруг которой завихрениями сворачивалась его реальность. Признавать не хотелось, тем более самому себе, но этой точкой была не важная цель, ни ответственность, ни идеалы - всего лишь один человек. А рядом с ним сейчас сидело нечто, которое так похоже вело себя, говорило практически те же фразы, совершало те же ошибки... Вот только язык был другим, другим было место и время, а человек, сидящий менее чем на расстоянии вытянутой руки от него, был не Шульдих. Черные глаза вместо синих, черные волосы, а не рыжие... И головная боль вместо пустоты в предсердии.

- Сколько тебе лет? И как тебя зовут? – с безымянностью пора было покончить. В Японии верят, что если вещи дать имя, то со временем она обретет душу. Возможно. Все зависит от религии и точки зрения. В любом случае, это будет лучше обращения «Эй, ты!». А договорить о том, что видится им не зачем – это в его, Кроуфорда интересах. Чувство того, что он проживает свою жизнь заново, было не слишком приятным. Все было слишком похоже - эти сцены, побои, это выматывающее чувство необходимости получить покорность, подтверждение своего права руководить, отдавать приказы. Власть, как точка излома разделяющего его жизнь как человека и как непонятного существа, обладающего странной силой. Не нужной, но к которой уже настолько привык, которая ощущается в сознании странным всеобъемлющим чувством, которая уже стала твоей частью, и от которой нельзя отказаться даже если есть желание. Потому что это все равно что отрезать себе руку тупым ножом. После разрыва с Шульдихом, его слишком долго преследовало чувство полной пустоты внутри. Словно ампутировали не руку, а сердце. И взамен положили что-то маленькое, шелковое, пошло-алого цвета и набитое опилками. Пустота внутри заполнялась постепенно, собиралась по капли уже не причиняя фантомной боли, не мешая спать полными бреда и чувства полного конца снами. Он наотрез отказывался от Пары все эти годы не только потому, что однажды выбрав себе Бойца не собирался менять своего решения. Воспоминание о том, к чему все может привести, к чему приводит слишком долгая Связь - это было более чем неприятно. Тем более, что жажда власти, обладания, доминирования легко компенсировалась необходимостью управления собственной компанией и проблемами в сфере деятельности Такаторо. И это не говоря уже о постоянной ответственности за взятые дела. Размениваться на прихоти собственной природы было некогда, но визит в Германию, отдачей ударил по нервным окончаниям напоминая о том, каково это, когда лежа в разных концах дома ты чувствуешь дыхания другого человека. Тем более человека, которого ты...

- Не подменяй понятия, - вышло более грубо, чем он хотел сказать, но размениваться на любезность он не собирался. Не в том состоянии и настроении. Курение больше не расслабляло, не отпускало чувство беспокойства за не слишком гладко завершенный разговор, а еще Кроуфорд буквально чувствовал потребность говорить сейчас о чем угодно, лишь бы не концентрироваться мыслями на немце и оставшимися до отлета днях, - Это тебе было от меня нужно что-то. Я могу предположить, но лучше услышать это от тебя, и желательно сейчас, - на глаза попались предусмотрительно заготовленные стаканы с бренди. Еще один для него был сейчас явно лишним, тем более что никотин усиливает действие алкоголя, а напиваться все же не входило в его планы. В его планы сегодня вообще не входило провести вечер дома за разгребанием того дерьма, что вывалила жизнь на его голову. Брэд поморщился, и буквально впихнул стакан в руки японца.
- Пей, - он изо всех сил сдерживался, чтобы не скрипеть зубами и чтобы интонации были не слишком злобными. Хотя… осторожность и попытка нормального разговора после того как побил человека об стену? Кроуфорд хмыкнул и тоже взял стакан, но так и не отпил из него, - Пей. Тебе станет легче. Как минимум в обморок не упадешь.


Одет: Деловой костюм двойка цвета "горький шоколад" - пиджак снят. Белая рубашка альпийского хлопка с мелкой плиссировкой на груди - расстегнута на две пуговицы. Темно-бордовый галстук наборной тафты с металлической ниткой; рисунок - мелкие переплетенные между собой треугольники - немного распущен. Черные лакированные туфли.
С собой: Коммуникатор, сигареты.
Состояние: Никотиновая интоксикация, нервно-раздраженное состояние, сердечный ритм рваный и учащенный, АД повышенно, в крови переизбыток адреналина и тестестерона.

+2

23

Возможно из-за того, что он был музыкантом, а может быть просто потому, что именно слух был ключевым для его восприятия мира, Джин при просмотре фильмов всегда особенно сильно реагировал на музыку. Картинка без музыки была мертва. То, что сейчас произошло, почему-то подозрительно напоминало момент в триллерах о маньяках. С этой ассоциацией Джин ничего не мог поделать: в Брэде было нечто ненормальное, опасное, темный сгусток желания убить, покалечить, разорвать, причинить боль... Желания не исполненного, а потому усиленного, словно его копили долго-долго, пока не стало совсем плохо. Ну так вот, возвращаясь к маньякам. Если бы сейчас все было в фильме... Музыка бы перестала играть. Вот кто-то заносит руку для удара, вот звучит низкая басовая растянутая нота, вот кто-то умоляет/кричит/ругается/признается в любви/просит прощения - и музыки больше нет. Маньяк опускает руку, переставая быть маньяком с большой буквы, становясь просто человеком, к чьим чувствам можно воззвать, как бы глубоко они запрятаны не были. Вот только Джин ничего не делал для того, чтобы так изменить атмосферу, кроме того, что делал до этого. Тогда получается, что что-то изменилось в самом американце.

Тревожная нота электронной скрипки, будь все это просто сюжетом а они - актерами, больше не звучала. Было как-то странно, страшно тихо. Японец, разумеется, до этого готовый разразится очередной тирадой на тему того, как сильно презирает свою Жертву, замолк, тихо, настороженно глядя на Кроуфорда. Как загнанный в угол зверь, в которого вдруг перестали кидать камнями. Ты и рад, но тебе же и страшно, что любое неосторожное движение приведет к худшим последствиям. Джин не был умен, но интуицией того самого зверя просто знал, тупо знал, что если он скажет что-то сейчас, то вот об этом потом сильно пожалеет.
Что-то вокруг переломилось, неуловимо изменив картину происходящего. Джин, до этого глядевший куда-то за левое ухо Жертвы, на стену, вдруг перевел взгляд на Него, пожалуй впервые посмотрев на американца совсем не поверхностным взглядом. Не дышал почти, и сейчас вовсе не от того, что боль в животе или даже ближе к солнечному сплетению, причиняла неудобства.

- Джин. Мне 23. - почему-то сказать возраст было не просто. Сама постановка вопроса была такая, словно Брэд обращался не к Бойцу, не к человеку способному принимать решения, а к 12летнему ребенку, который нашалил и теперь его надо отвести к маме. С другой стороны, после таких вот интонаций Джин и правда чувствовал себя нашкодившим малышом. Было и стыдно и обидно, но в этот раз решил промолчать. В конце концов если решение быть в паре с тем, кто бьет тебя головой об стену разумно... То он да, прав, наверное. Брэд был прав. Только Брэд даже слова не сказал для того, чтобы вызвать все эти размышления на тему. Тему, которой не было в разговоре, но она была. Джин знал точно.
Еще он знал, что рука, лежавшая на щеке, вовсе не такая уж противная, как представлялось. То, что только что эта самая рука сжимала его горло, сейчас казалось чем-то вроде сна на утро после похмелья. Что-то очень далекое и точно не настоящее. Скрипач откровенно запутался в том, чему можно, а чему нельзя верить. Просто знал, что прикосновение Брэда кажется совершенно, до неприличия нормальным. Руку не хотелось скинуть, не хотелось отодвинуться... Это собственная нерешительность так злила.

Американец убрал руку, и скрипач наконец выдохнул и зажмурился, повертев головой. Иллюзия нормальности Брэда всегда была и всегда должна была остаться иллюзией и не более. Жертва был из другого мира, и Джин меньше всего желал, чтобы эти их миры когда-нибудь пересеклись. Даже мимолетно, даже на пару секунд. Мысль о том, что он ведь может и... была ненавистна.
Когда американец сунул в слабые чуть дрожащие от усталости и боли руки стакан с алкоголем, японец промолчал. Пока атмосфера все еще держалась на этой хрупкой точке равновесия и честный ответ о том, что он думает о возможности выпить после всего случившегося вряд ли пришелся бы Кроуфорду по душе. Взамен Джин хмуро посмотрел на американца, так же молча поднес стакан к покрасневшим, обкусанным, немного даже окровавленным губам и сделал первый глоток. Вкуса он не чувствовал, чувствовал лишь то, что напиток пополз вниз по пищеводу, обжигая и даря волну успокаивающего тепла. На радостях сделал и второй глоток, но организму явно и первого хватало. Судорожно закашлялся, едва успев отставить стакан в сторону, дабы не разбить то, что не известно сколько стоит. В этой квартире и стакан мог стоить дороже, чем Джин проданный в рабство.

Скрутило от непереносимой боли в пустом желудке, который до этого к тому же еще и не милосердно поколотили, чтобы ему уже совсем плохо стало. Тошнить уже точно было нечем, так что единственное, что оставалось, так это откашляться, поспешно вытирая с губ красную от крови слюну. Приходилось надеяться, что причина в разбитой губе, а не в том, что желудку настолько плохо. На Брэда теперь не смотрел принципиально, хмуро уставившись на пол. Сказать было как-то особенно нечего.
Скрипач теперь надолго запомнит это выражение лица Жертвы. То же не противное, скорее наоборот. Внимательный взгляд, чуть нахмуренный лоб, эти проницательные глаза человека, чей интеллект превосходит твой во много раз. Джин не знал, почему больше не хочется дерзить, но дерзить правда не хотелось. Хотелось себя ненавидеть, но и для этого он слишком устал. Ненавидеть Брэда было можно, но пока как-то не нужно. Пока не бьет.
- Упаду. В пьяный. - на пустой желудок от двух глотков уже как-то повело немного.

Отредактировано Jin Hideyoshi (2011-03-10 01:47:35)

+1

24

Довольно спокойный ответ на поставленный вопрос его удивил.
Он ждал нового взрыва ругательств. Это как стоять на краю обочины, видеть едущий прямо на тебя, прямо по шикарной огромной лужи, автомобиль и понимать, что уйти с его дороги ты не успеешь. Поэтому проще заранее смириться с тем, что сейчас тебя окатят грязью с головы до пят. Ожидание, знание и готовность, правда не сделают свершившийся факт приятным. Другое дело, когда автомобиль вдруг остановится в паре метров, чтобы припарковаться. Будущее так неоднозначно. А мы все равно продолжаем строить предположения, считая что эти плоды нашего воображения, непременно созреют и упадут на благодатную почву.

Весь мир держат стереотипы. Они позволяют сознанию проводить анализ реальности автоматически, не зацикливаться на деталях, не искать отличий. Они оставляют социум как таковой - ту самую среднюю, серую массу, ничем не примечательную, ничем не выделяющуюся. Простую и уютную. Именно такой и должна быть среда обитания. Разумеется, в агрессивной среде, в экстремальных условиях начинает действовать такая вещь как естественный отбор, но для проживаний и благосостояния она никуда не годится. Миром правят шаблоны и ярлыки. Они - это те самые социальные рамки, общепринятое, норма. Не станет нормы - не станет порядка. Учитель младшей школы не может быть разъезжающем на байке неформалом с зелеными волосами, арбузы имеют форму шара, а Земля все-таки вертится. Если что-то не соответствует своему месту, оно наказывается всеобщим осуждением, оно вызывает удивление. Если что-то идет не так, мир тоже идет кувырком. Это называется не Апокалипсис. Это называется разрыв шаблона.

Кроуфорд изучающе рассматривал морщившегося в его ванной парня. Словно примерял полученную информацию к имеющейся реальной картинке. Имя было странным - не привычным японским, с  почти птичьей звонкой интонацией, а почти привычным. Как Джим, или Джуд, Джей. Брэд нервно улыбнулся - скажи японец, что его зовут Джон, можно было вполне засчитать все происходящее за сон - уж слишком нереальными казалось большинство деталей. Однако отзывающиеся ноющей болью фаланги пальцев, которые он видимо отбил о японца, тяжесть в голове и желчная горечь во рту красноречиво говорили о том, что все происходящее не сон и не бред.
Кроуфорд молчал, наблюдая за тем, как японец приходит в себя. Как кашляет, вытирает кровь с губ, морщится. Совсем мальчишка, даже не верится что уже совершеннолетний. Хотя у этой нации с внешним выражением вообще проблемы - сложно сказать с первого взгляда сколько человеку лет, не говоря уже о том, что для некоторых индивидуумов и полоопределение - сложный процесс.

- Радует то, что ты совершеннолетний, - комментарий вышел не к месту, но в напряженном молчании Кроуфорд чувствовал почти физическую необходимость что-то сказать. А ведь еще предстояло решить, что ему со всем этим делать. Причем вариант с убийством ему казался очень привлекательным. Особенно когда японец начинал говорить. Но он сейчас молчал, и это вызывало диссонанс и иррациональную ярость. Если до его злость находила повод в манере японца говорить, то теперь его бесило то, как тот просто сидит на полу. Такое состояние он уже проходил - на самых первых этапах общения с Шульдихом, когда несносного немца он был готов убить даже за то, что тот пьет по утрам чай, а не кофе. Мрачно подумав, что такими темпами ему придется пить не виски, а успокоительное, Кроуфорд потянулся, стягивая с держателя свое полотенце, и небрежно опустил его на мокрую лохматую макушку. Все равно он вряд ли уже им воспользуется.  Лужа воды на полу холодно поблескивала в неярком освещении.  Было очевидно, что парень замерз - бледная кожа отдавала синевой и вся была покрыта "гусиными" пупырышками, еще его трясло, и это было видно невооруженным глазом.

- Раздевайся, - он поднялся и аккуратно поставил стакан, из которого так и не отпил на край тумбочки и раздраженно потер переносицу. Желание говорить пропало окончательно, но просто так выйти в другую комнату нельзя - люди обычно очень хотят объяснений. По-хорошему стоило японца осмотреть. Серьезных травм на первый взгляд не было, но это на первый взгляд. На последствия собственных срывов Кроуфорд насмотрелся вволю еще десять лет назад и знал, что не всегда рассчитывает силу. А японец, как и все японцы, крепостью телосложения не отличался... Кроуфорд все же обернулся, чуть задержавшись на пороге.
- Как вытрешься, иди в спальню. Там продолжим.

Одет: Деловой костюм двойка цвета "горький шоколад" - пиджак снят. Белая рубашка альпийского хлопка с мелкой плиссировкой на груди - расстегнута на две пуговицы. Темно-бордовый галстук наборной тафты с металлической ниткой; рисунок - мелкие переплетенные между собой треугольники - немного распущен. Черные лакированные туфли.
С собой: Коммуникатор, сигареты.
Состояние: Никотиновая интоксикация, нервно-раздраженное состояние, сердечный ритм рваный и учащенный, АД повышенно, в крови переизбыток адреналина и тестестерона.

Отредактировано Brad Сrаwford (2011-03-26 18:03:03)

+2

25

Ощущение разницы в возрасте и интеллекте все усиливалось и усиливалось, а Джин не мог понять, почему. Откуда и когда взялось понимание собственной глупости и какой-то почти детской беззащитности перед тем, что могут сделать с ним эти взрослые, жестокие руки, которым все равно кто он, откуда он пришел и куда уходит. Брэд говорил не много, смотрел... Ну да, чуть иначе чем тогда, на парковке, но точно не делал ничего, способного спровоцировать это чувство. Пронзившая догадка болезненно ударила в солнечное сплетение, заставив поднять голову и посмотреть на американца своими черными глазами. Я чувствую... Его? Чужие эмоции, слабые, но ощутимо влиявшие на собственное состояние. Эти эмоции не принадлежали Джину, и мысли эти были навеяны не его мыслительным процессом. Все то, о чем он думал, пока смотрел на выложенный ровными аккуратными плитками пол ванной, было Брэдом. Сердце подпрыгнуло к горлу и тут же ушло куда-то в пятки, казалось, совсем переставая биться. Мысль о том, что даже без Связи он уже так близко, так сильно чувствует, сносила крышу, заставляя бояться того, что же будет, если Связь когда-нибудь совершится. Если и будет. Никогда до этого Джину не приходило в голову насколько же велика разница между Жертвой, кем-то, кто может приказать, и Жертвой, тем, кому ты не просто должен, а хочешь подчиниться. Все естество...

Полотенце спланировало точно на голову, на пару секунд закрыв японцу обзор. Джин тихонько чертыхнулся, стянув с себя пушистую белую материю, в которую так и хотелось закутаться. Тело сейчас плохо стыковалось с разумом, и для того, чтобы понять, что сидеть на полу нетопленной ванной очень холодно и мокро, ушло явно больше 5 минут. Джинсы липли к ногам свой тяжелой, от воды почти неподъемной материей, а на руках были хорошо заметны возникшие от холода мало привлекательные "куриные" пупырышки. Весь Джин, мокрый, со своим взъерошенными волосами и полотенцем в руках, так и напоминал помывшегося цыпленка. Только черного и с недобрым взглядом. В этот раз, правда, в черном взгляде не было ничего кроме мучительной задумчивости. Орать на американца больше не хотелось, влияние еще не существующей Связи или нет, но японец сейчас был вполне готов следовать его просьбам. Приказам.

Когда Брэд приказал раздеваться, Джин впал в ступор. Само построение фразы подозрительно напоминало то, что говорят тебе доктора на приеме. "Раздевайтесь". И вот ты такой, стоишь и не знаешь толком, до чего же тебе раздеваться, делать это здесь и сейчас или подождать, пока доктор выйдет куда-то. Короче, не понятно. Сейчас было не понятно вдвойне, во-первых потому, что Брэд врачом точно не был, ну а во-вторых, зачем ему просить Джина раздеться. Мозг успешно подкинул простое объяснение. Да, я мокрое животное, которое испачкает ковер, а значит меня надо высушить. Молча, что само по себе удивительно, проводил  спину американца взглядом, пока тот скрылся в коридоре. Мысли о том, как раздеваться и до чего, все еще мучили, но Джин предпочел просто сделать то, что просили, хотя бы потому, что и сам этого хотел. Избавился от двух оставшихся предметов одежды в виде висящих и сваливающихся с бедер мокрых джинсов и почти столь же мокрого белья. Беглый взгляд в зеркало, пока вытирал мокрые волосы, заставил бросить свое занятие, подходя поближе.

В безжизненном свете ламп кожа была еще белее, а синяки еще ярче. Темные, пока только проступавшие, но все же. Разбитая губа, отпечаток пальцев вокруг шеи, пара синяков под болезненно выступавшими ребрами. Такое бывало и раньше, но сейчас ощущение собственной игрушечности было почти невыносимым. Природа такая нечестная. Почему Брэд может одной рукой сломать ему шею, а он только огрызается? Вопросы, на которые не было ответов.
Как мог замотался в полотенце, скрывая собственную наготу, и осторожно выполз, именно так, из ванной и побрел в ту строну, где, вроде как, должна была быть спальня. Спальня? Кровь, пульсировавшая в голове, не давала сосредоточиться на этом слове в той степени, в которой было нужно. На грани сознания висели тучи каких-то вполне оправданных сомнений. Впервые вдруг задумался, а зачем он сейчас разделся полностью и стоит на пороге комнаты в полотенце, ища глазами Жертву. Прижался к дверному косяку, словно только он и был единственным спасением. Прикосновение к собственному лбу объяснений не дало. Лоб был горячий и все еще мокрый. Джин чувствовал, что Жертва где-то рядом, но не знал где.
- Что теперь? - фраза повисла в тишине квартиры.

0

26

Одет: Деловой костюм двойка цвета "горький шоколад" - пиджак снят. Белая рубашка альпийского хлопка с мелкой плиссировкой на груди - расстегнута на две пуговицы. Темно-бордовый галстук наборной тафты с металлической ниткой; рисунок - мелкие переплетенные между собой треугольники - немного распущен. Черные лакированные туфли.
С собой: Коммуникатор, сигареты.
Состояние: Никотиновая интоксикация, нервно-раздраженное состояние, сердечный ритм рваный и учащенный, АД повышенно, в крови переизбыток адреналина и тестестерона.

Отредактировано Brad Сrаwford (2012-03-22 10:20:04)

0

27

Ответом на вопрос был вопрос, а это значит, что ответа и не было. Джин собственно и не надеялся уже его получить. Кажется, что много месяцев назад, когда он шел сюда, шел к моменту, когда останется с Брэдом наедине и сможет посмотреть ему в глаза, Джину думал, что знает, что скажет и спросит. Он не репетировал эту речь перед зеркалом, но в своем сознании проговаривал так часто, что выучил каждое слово наизусть. "Брэд...нужен... должно... необходимо... судьба... время...бесконечность.. жестокость". Речь превратилась в набор бессмысленных сейчас слов, крутящихся в сознании. Все это он мог бы сказать, но уже знал, какой ответ получит. Единственное, чего он не понимал, так это то, кто же прав. Ведь обязательно должен быть кто-то, чьи поступки отвечают законам Вселенной, если хотите. Пусть это детское, пусть смешное заблуждение, но японец в это свято верил. Давно уже он не верил ни в мораль, ни в лучшую сторону человеческой души, но верил, что есть вещи, от которых не сбежать. Черное - всегда черное, а белое - белое. Классика прекрасна, а попса - дерьмо. Жертва должны командовать и заботиться, а Боец должен защищать и подчиняться. Роль собаки его не пугала, просто он считал, что у собаки, особенно такой как он, должен быть достойный хозяин. И вот теперь его хозяин сидит на кровати, а костяшки его кулаков все еще чешутся от ударов. Природа воистину весьма игрива, ровно как игрив и Бог. Правда с каждой прожитой секундой в него Джин верит все меньше.

- Я что... Все еще стою. Балет, конечно, не станцую, но пока и не приказывают. - больной, сумасшедший юмор. Джин даже и не улыбнулся, только вздохнул, убирая с глаз мокрую челку и придерживая свое полотенце из-под которого торчали эти столь типично японские неприлично худые белые ноги. Бройлер, не иначе. Недокормленный и травмированный бройлер, которого не то что в консерватории играть не возьмут, а на панель не примут. Ну или если примут, то точно не в таком виде как сейчас.
Сказав нужное, Джин застыл. Более слов не находилось. Он мог только молчать и смотреть на американца, который, в свою очередь, смотрел на него. Джин, если честно, тупо устал орать и ругаться матом взывая к несуществующей для этого человека логике. Сумасшедшая на голову Жертва, способная пинать собственными ногами то, что является ее частью. Он чудовищно, невозможно ненавидел этого человека. Его улыбку, его глаза, жест с которым он вытаскивает зажигалку, как закуривает... Эта ненависть пожирала, но в то же время Джин ведь так помнил эти жесты. Он мог закрыть глаза и описать Брэда как если бы тот был картиной Микеланджело. Он был ненавистно неповторим. Японец не мог больше быть один, зная о том, что Другой существует.

- Ты считаешь я слабый? Тогда почему? Какого хрена я тебе так не нравлюсь? Это не я все довел до этого. Это был ты. Ведь когда я пришел к тебе, ни раз и не два, ты просто выставил меня вон. Чего ты боишься Брэд? - японец мог ругаться, но эти слова могли принести значительно больше боли чем преведущие. Никто не говорит таким как Брэд, что они боятся. Такие как Брэд ищут для этого чувства другие слова. Они раздражаются, они бьют, они говорят, что ты не нужен. Японец чувствовал, что в основе всего того, что здесь происходит, есть нечто более глубокое. Американцу страшно. Чего? Повторения ошибки? Страшно верить? Страшно доверять? Мог ли страх быть причиной... Плевать, никакой разницы.
- Что ты теперь сделаешь со мной? Можешь убить, пожалуйста, я не против. Это не страшно и почти не больно. Я почти удивлен, что ты этого не сделал ранее. Что-то держит? Мешает? Какие-то внутренние конфликты? Любишь ты меня что ли, хер тебя разберешь... - сполз на пол, почти зная, что этим спровоцировал что-то другое. Не очень представлял что, но казалось, что самое страшное уже произошло и с этого момента все станет только лучше.

0


Вы здесь » Токио. Отражение. » Наши воспоминания » Бесконечность, повторенная восемь раз.